Вопрос:

Существует ли Русская Национальная Идея? Если существует, то каковы ее содержание и смысл?

Ответ:

Учитывая сложность поставленных вопросов, разделим ответ на две части.

Поставленные вопросы по праву можно считать одними из самых сложных на текущий момент и вместе с тем одними из самых важных и значимых.

Давайте, прежде всего, определимся с предметом и сферой, в которой можно и следует их рассматривать, это, во-первых. Во-вторых, о концептуальных принципах обозначенной сферы или, иначе говоря, о принимаемой парадигме вывода, получения ответов на основании принимаемых исходных посылок.

Начнем с самого начала.

Зададимся предварительным вопросом: для чего задаются подобного рода вопросы? Кому они задаются? Кто на такие вопросы должен отвечать? Что делать с полученными ответами?

Наверное, для начала следует принять, следует осмысленно перейти на фундамент значимости совершающегося. Или – не переходить, что означает не задавать вопросов, ответы на которые тебя не интересуют. Произнеся «а», следует далее озвучить не только весь алфавит, но и принять, что возникающее в процессе задаваемого вопроса и получаемого ответа отношение это разумное отношение между разумными людьми, преследующими разумные цели.

Дело еще и в том, что предмет, обозначенный данными вопросами, настолько в настоящее время заезжен и даже замусолен, что простое приближение к нему способно вызвать неприятные чувства, которые делают бессмысленным всё, включая способность произносить звуки и слова и способность понимать их.. Слово должно быть подобно обнажаемому для боя оружию и не являться предметом для бессмысленных игр. Если задаваемый вопрос и получаемый ответ ничего не способны изменить ни в материальном мире, ни в сознании, следует молчать.

«И один человек способен привести коня к водопою, но и тысяча не заставит его пить, если он этого не хочет», - гласит восточная пословица. Давайте, прежде всего, признаем, что уже изначально существует серьезнейшая проблема с Русским Историческим Табуном, которая не в сакраментальном вопросе: «Пить или не пить», и даже не в том, что нами утерян источник чистой воды, а в том, что никто толком не может сейчас сказать, был ли он вообще. И чтобы ответить на вопрос «куда идти?» следует ответить и на неизбежные вопросы: «откуда мы пришли? и «где находимся? 

Иначе говоря, не имеет ни малейшего смысла задавать вопросы и тем более отвечать на них, если тот, кто задает, и тот, кто отвечает, способны сообщить друг другу лишь свою маленькую правду, которая ничего не стоит, так как равноценна любой иной правде.

Несомненно, что у того, кто задает вопрос так или иначе: а) всегда  и б) уже существует в) свой ответ (по крайней мере, какой-то ответ) на него, иначе он его бы не задавал вообще. Ребенок ясельного возраста не будет задавать вопросов, которые выходят за границу сферы его интересов и понимания. Априори считается, что для так называемого взрослого самостоятельного человека сняты все границы, и он может задавать любые вопросы и получать соответственно ответы, тоже – любые. Оставим пока в стороне вопрос, что мы имеем в результате, и поставим иной: «Действительно ли интерес, который проявляется в заданных выше вопросах таков, что является жизненно значимым для самого задающего? Действительно ли ответы, которые может услышать задающий важны для него до такой степени, что он готов приложить серьезные усилия для осмысления и даже возможного переосмысления своей собственной малой правды и может отказаться от неё в пользу истины?

Здесь появляются два новых момента.

Кажется, что сейчас само произнесение слова «истина» ставит окружающих в неудобное положение, невольно обязывая к чему-то то ли непосильному, то ли не совсем приличному: «Истина? Это новое название шоу Опры?» 

Второй состоит в том, что ситуация вполне может напоминать третью фазу русского застолья, когда официальная часть пройдена, о бабах сказано всё и все, кто еще способен говорить перешли к грустному.

Хотя уже произнесено, что поставленные вопросы действительно чрезвычайно значимы, но значимость бывает разной. Самая распространенная в настоящий момент форма значимости – это «значимость» шоу, в котором каждому найдется место и которое, как сейчас каждый знает, «должно продолжаться».

Необходимо также признать, что общественное сознание, прежде всего русское, находится в настоящий момент в состоянии своеобразного глубокого опьянения, граничащего с невменяемостью.

Третья фаза застолья демократизации русского мира была положена главным шоу-меном России Ельциным в 1996 году. Так началось всероссийское ток-шоу по теме «русская национальная идея». Команда свыше отыскать «национальную идею» закончилось, как известно, ничем, если под «ничем» понимать вполне осязаемый результат в виде сборника: «Идея для России». Содержание дискуссии (сентябрь 1996 - январь 1997). [1]

По результатам этой дискуссии Управление делами Президента РФ выпустило в конце 1997 года сборник «Россия в поисках идеи. Анализ прессы». В сборник были включены более двух сотен цитат из упомянутой дискуссии.

На первый взгляд трудно сказать что-либо определенное, кроме того, что уже сказано, основываясь лишь на анализе представленного материала, который был подвергнуть своеобразной систематизации в виде построения «проблемного пространства», где в качестве измерений были следующие направления-понятия, приведем примеры:

- «Постановка задачи. Потребность в Идее» (Идея не нужна (вредна), потому что…; Нужна не Идея, а...; Идея нужна, поскольку:);

- «Прагматика: реальные и мнимые, негативные и позитивные функции Идеи - духовные, культурные, общественно-политические, социально-экономические и т.п.» (Отвлекающий маневр власти; Идеал; Ориентир для политики на систему ценностей, к которой та должна стремиться; Механизм власти; Выражение объективных тенденций развития общества; Легенда, утопия; План строительства новой России; Основа нового единения нации ; Замещение (имитация) основных функций полноценной идеологии; Светская идеология; Путь к спасению страны, народа, культуры . )

- «Рождение Идеи (направления и технологии поиска)» (Отрицание официоза; Идею надо искать в …; Учесть мировой опыт; Заглянуть в будущее; Церковь — очаг духовной культуры и т.д.);

- «Общие контуры и характеристики» (Идея не должна быть; Идея должна (могла бы) быть; );

- «Варианты» (Идея возрождения; Идея особости; Идея свободы; «Третий Рим»; «Новое» мессианство.)

Обратим внимание на то, что во всю эту несерьезную игру мы стремимся внести серьезность. Серьезность в том, что термин «проблемное пространство» обретает вполне определенный смысл, если предлагаемые направления действительно воспринимать в виде измерений данного абстрактного пространства. Хотя сразу признаем, что найти (обнаружить, выявить, получить) результат таким путём невозможно. По крайней мере, невозможно в том смысле, что в каком отличаются высказывания: «время собирать» и «время разбрасывать».

Поясним. Предположим, что путем приложения невероятных усилий и затрат получена репрезентативная выборка и она использована в модели, сложность которой на три порядка превосходит предложенную указанной группой консультантов. Можно ли на основании имеющегося материала, который являет собой достаточно детальное «пространство идей» (а скорее мыслей) общественного сознания получить хотя бы контуры искомой национальной идеи, пусть даже размыто-облачного вида?

Хотя ответ и простой, и довольно ожидаемый, но вопрос интересный и задан он, как можно дальше увидеть, не случайно.

Ответ: нет.

Любая дискуссия, даже та, в которой дискуссанты стремятся найти так называемый компромисс, как правило, не только не ведет к истине, но всегда уводит от неё. Природа явления достаточно проста и легко представима, если вспомнить притчу: «Слепцы и слон». 

Несколько слепцов, которые никогда не видели и не знали, что такое слон, ощупывают слона. К каждому из них был задан вопрос: «Что такое слон?». Первый, который щупал хобот, сказал, что: «слон это длинное и мягкое». Слепец, которому досталась нога слона, сказал: «Слон похож на колонну», а тот, кто ощупывал бивень, сказал, что слон – «это холодное, изогнутое и твердое».

Притча о слоне и слепцах известна многим, но можно было бы предложить неизвестное продолжение этой притчи, когда пятеро яростно спорящих слепцов пришли к мудрому слепому и попросили рассудить их, а вся мудрость слепого мудреца заключалась не только в том, что он знал, что такое слон. Когда слепой-мудрец выслушал рассказ всех слепцов, он рассмеялся и спросил: «Почему же вы не дали возможности друг другу убедиться в своей правоте? Для этого каждый из вас должен побывать на месте каждого иного. Но в принципе можно обойтись и без этого: сложите все ваши определения в одно и тогда узнаете, что такое слон в действительности».

Каждый зрячий, даже тот, который никогда не видел слона, может согласиться, что слон это одновременно: и длинное, и мягкое, и похожее на колонну, и холодное, и твердое, и т.д.

 «Бивень», «хобот», «нога» - это множество частных форм явления, также являющегося некоторой формой, но обобщающей (общей) и обозначенной понятием «слон».

Не раскрывая всё еще всю полноту содержания истинного смысла понятия «формальная система суждений» – разве любая система суждений, так или иначе, не является формальной? – сформулируем мораль имеющей место быть проблемы: всякое формальное суждение, в основе которого находятся множество частных форм неизвестного единого явленияограничено и по этой причине не истинно.

Когда человек берётся рассуждать о чём-либо, в случае если явление не является тривиально-простейшим, сразу же могут возникнуть разногласия различия точек зрения, являющие собой типичный пример реализации заблуждения, уводящей от истины, если под истиной полагать движение к истинности, то есть некую обобщающую форму явления.

Обобщив, сделаем важный вывод: слон истины всегда остается незамеченным, если рассуждение ведется, опираясь лишь на формально-логическую парадигму. Применительно к нашему предмету суть сказанного заключается в том, что всякая формализованная система понятий равноценна любой иной, добавим: этого же порядка.

Доказательство приводить не будем, а сошлемся на известную теорему Гёделя «О неполноте формальных систем». Интересно, что с данным категоричным выводом могут согласиться сейчас далеко не все из тех, кого можно было бы назвать учеными. Даже в научной сфере общественного сознания продолжает жить устойчивое мнение, что формально правильный выбор посылок и формально правильное логически безупречное рассуждение обязательно должны привести к правильному результату. И если он не достигается, то есть возникают противоречия, то это происходит как раз по причине выхода за границы указанных правильностей.

Таким образом, когда человек берется судить о чем-либо или убеждать кого-либо в своей правоте, то представленная им аргументация имеет смысл и теоретически (обратим на это внимание) способна достигать цели, т.е. в общем случае быть ближе к истине при наличии одного условия. Это условие: одна из формальных систем превосходит формальную систему оппонента, если способна включить ее в себя как частный случай.

Нет необходимости пояснять, что в спорах любого рода, включая политические, как правило, аргументы каждой из сторон никогда не выходят за границы своей формальной системы. В этом смысле любой спор напоминает вечное пограничное столкновение, в котором враждующие стороны не решаются перейти свою собственную границу.

Да и кто может привести примеры того, когда человек взял и, как говорится, на глазах изумленной публики пересмотрел мировоззренческие основы всего того, на чём он строил свою аргументацию и в чём только что убеждал оппонентов? Если бы такое и случилось, то было бы, наверное, воспринято как доказательство неполноценности. Кроме того, есть еще одно обстоятельство, которое по определению делает невозможным взаимное движение к истине: отсутствие у сторон личной незаинтересованности

Можно привести триллионы примеров того, как человек, лично заинтересованный в чём-либо, для оправдания себя и достижения желаемого результата приносил в жертву своему интересу всю формальную логику, и лишь один, когда было сказано: «Платон мне друг, но истина дороже». В каких же иных единицах, кроме незаинтересованности своего интереса, можно выразить цену истины?

 Кто из оппонентов любой формы взаимодействия мнений от нейтрального обмена до кровавой драки может утверждать, что лично он абсолютно не заинтересован в том, что происходит? Ответ известен.

Но в чём же тогда вообще смысл рассматриваемой нами игры? Разве бильярдный стол истины не горизонтален и в этом своём горизонтальном отношении не равнодушен к любому из шаров на его поверхности, что бы они там ни делали: двигались, стояли кучей или сталкивались?

Тихое чувство справедливости подсказывает, что если и есть кто-то, кому известно, что такое русская национальная идея, то его сейчас не услышать хотя бы по той простой причине, что на всеобщем глухарином току он, скорее всего, не участвует.

Ведь у любого тихого чувства справедливости, как бы оно ни было тихо и неприметно, тоже есть свои вопросы. Не исключено, что следующего рода.

Кто посмеет утверждать, что различие интересов в русском мире, интересов экономических, социальных, политических, идеологических и духовных в настоящий момент не является кричащим?

Кто посмеет утверждать, что два прошедших десятилетия не были откровенным насилием над самими фундаментальными основами русского мировоззрения, что в начале девяностых была сменена сама глобальная парадигма русского общественного сознания, которое из сознания преимущественного общинного, стало разделенным в себе?

Кто посмеет отрицать, что нигде в мире, как в современной России, нет такой откровенной социально-экономической поляризации, когда на одном полюсе – чудовищное богатство, а на другом вопиющая обездоленность?

Кто посмеет утверждать, что вся современная власть, а следовательно, все современные социальные институты в России не базируются на откровенно воровском характере перераспределения богатств, которое было осуществлено в 90-х голах?

Кто посмеет не видеть того, что русское государство предаёт своих, предаёт русских, оставляя их на съедение «суверенным национальным государствам», в каждом из которых у власти находится зловонное меньшинство, исторгающее нацистскую вонь титульной нации?

Кто смеет не видеть до сих пор, что «русский» это не качество национальной принадлежности, а небывалое, невиданное по уровню качество национального синтеза огромного множества национальностей?

Кто посмеет не замечать, что, ампутируя историю так называемого реального социализма, отгораживаясь от неё под предлогом ее «тоталитарности», русские тем самым разрывают цепь времен, безумно рвут саму историческую ткань, уничтожая самих себя как историческую нацию, ликвидируя себя как народ?

Прислушиваясь, можно воспроизвести еще немало иных вопросов, которые предпочитают не слышать все те, кто пробует отвечать на вопрос о русской национальной идее.

Не можешь достойно и не сгибаясь под грузом так называемой реальности ответить на все подобного рода вопросы?

Может достойнее просто помолчать?

Столь обширное введение нам обходимо не только для того, чтобы сказать, что конфликтующее с самим собой общественное сознание не способно порождать никаких целостных идей, таких, например, как русская национальная идея.

Может ли быть русская национальная идея быть идеей одной социальной группы? Нелепый вопрос. 

Идея – это явление, предполагающее, прежде всего, проявление целостности, это проявление и жизнь общественного сознания.

Но разве русское общественное сознание едино? У олигархии своя, так сказать, идея и она ни в коей мере не национальная, а если и национальная, то имеет вполне обозначенную национальную направленность в лице известной всем целлюлозно-березовской национальности, которая сейчас по существу владеет Россией.

Кроме того, расщепление общественного сознания имеет вполне определенное название, то есть проявляет себя как патология сознания, как шизофрения, что собственно наглядно неприглядно демонстрируют в настоящий момент все всем.

В самом вопросе «Что такое русская национальная идея?» содержится та совокупность исходных условий, которые показывают границы, в которых следует проявлять контуры явления, но идя не от частного к общему, а от общего к частному.

Речь идет о национальной идее?

Речь идет об идее?

Что же здесь непонятного? Всякая идея есть, так или иначе, нечто такое идеальное общее, которое не может не быть функцией сознания, в том числе и общественного. Расщепление общественного сознания, обусловленное конфликтом социальных и экономических интересов, способно порождать лишь горбато-горбачевский «плюрализм мнений» в лучшем случае, а в худшем – кровавый конфликт.

Вопрос «Разве было иначе?» - это не вопрос к тому, кто способен слегка видеть и при этом хотя бы слегка мыслить.

Настоящий вопрос в ином, он в том, что стоит ли вообще задавать вопросы. Есть еще кому отвечать? Русская нация еще есть, она вообще может существовать после того, что с ней сделали перестройщики и демократы?

Ведь вопрос о существовании русской национальной идеи это вовсе не вопрос к рафинированному интеллектуалу-интеллигенту, видимо уже окончательно рехнувшемуся на свободе демонстрировать убожество своего мышления, а вопрос к каждому русскому, так как каждый русский должен ясно и точно ответить на него.

Когда-нибудь кем-либо таким образом ставилась постановка проблемы национальной идеи? Нет. Кажется, никому и в голову не приходит видеть национальную идею как идею содержания каждой из множества голов нации. Невольно возникает довольно мерзкая идея, что для русского национального поголовья уже не может существовать никаких национальных идей, кроме идеи полного корыта.

Увы, в отношении того, что такое есть национальная идея и есть ли она вообще, миру должно сообщить русское национальное сознание, каждое из множества десятков миллионов сознаний. Не просто покорное согласие пусть даже осознанного отчета себе самому о том, что «да, такая национальная идея соответствует моим интересам», а «Вот такой Национальной Идеи мы русские как единый исторический народ достойны!»

Но непосредственно само общественное сознание никогда не сможет сказать миру ничего, кроме того, что им уже сказано молчанием щебетания существующего мерзкого олигархического государства, более мерзкого, чем государство «социалистическое» и «советское».

Русское общественное сознание пока всё еще безответно молчит, потому что вопрос о русском национальном сознании обращён не к сознанию единой нации, а к ее осколкам. Обратим внимание на лишь слегка завуалированный парадокс: в самом процессе постановки проблемы личностно ограниченному сознанию предлагается ответить на вопрос, предназначенный для сознания общественного и единого! От чьего имени говорят те, кто отвечает? От своего? От имени всех? 

Можно сформулировать данный парадокс иначе. С одной стороны вопрос о русской национальной идее изначально нелеп, учитывая то состояние разобщенности, в котором сейчас пребывает общественное сознание. С другой - нет ничего более насущного для такого разобщенного и разделенного внутри себя сознания, чем поиск ответа на вопрос, почему оно разобщено и как достичь единства.

Здесь невооруженным глазом видна особость, если не уникальность проблемы. Мы, русские, что какой-то особый народ? Всё еще «особый» вопреки тому, что каждому русскому известно, как живут кое-какие народы и у них есть свои, с позволения сказать, национальные идеи? И не только знают, но и голосуют за идею отсутствия какой-то русской идеи не столько руками, сколько ногами? Всему миру также известно к чему ведёт подобная особость. Слышится неподражаемый голос Джигарханяна, который, озвучивая волка в мультфильме «Жил-был русский пёс», вопрошает на ста пятидесяти языках: «Шо-о, опять?!

Да нет! Ну, что вы! Мы тут птичек ловим, токуем как чокнутые глухари, каждый из которых слышит лишь самого себя на долбаных шоу всех уровней. Всё как у этих… людей, гомо сапиенсов. Пока.

Пока?!

Итак, мы выяснили кое-что важное. Во-первых, что национальная идея является нерасщепленным плодом нерасщепленного общественного сознания. Когда сознание расщеплено, у него нет никаких идей, а есть лишь простейшие мысли: поесть, поспать, уберечь здоровье, обеспечить безопасность свою и потомства и т.д. Идеи есть лишь у человека, но не просто человека, а человека-мыслящего и способного делать в мире кое-что разумное и красивое. Мысли самосохранения – животный аспект мышления и они ни в коей мере не являются компонентами идеи и не могут ее образовать.

Иными словами, необходимо отдать себе отчет в собственной действительной особости, если мы на полном серьезе говорим именно об Идее, а не о, например, «идее сортиризации всей страны». Нет никакой идеи в такой, признаем, действительно возвышающей и важной задаче как: «Каждому россиянину – по ватерклорзету!» Идеи – нет, но задача – есть.

Или мы признаём свою некую собственную исключительность, не выявляя пока никаких ее качеств, или нам просто насущно необходимо заткнуться, заткнуться и, не глядя, позаимствовать у кого-нибудь «национальную идею», и навсегда прекратить бессмысленное русское петушиное самокопание в себе в поисках жемчужных зерен, отчетливо признав себя обычной кучей исторического навоза, наваленной на поверхности планеты, – без обид – такой же, как все иные, ни лучше и не суше.

Если подумать, то нет никакой идеи даже в «идее самосбережения нации», ибо это не идея, а лишь здравое условие проявления и существования истинной идеи. Даже непоеному русскому коню понятно, что нет русских – нет никакой русской национальной идеи. Потому не является национальной идеей, например, предотвращение эпидемии СПИДа через массовое и повсеместное использование контрацептивов.

Что же такое русская идея в контексте идеи «самосбережения нации»?

Русская идея это пока нечто неуловимое, странное и подобное искреннему смущению взрослых, которые никогда даже не задумывались над идеей «национального сбережения», но, придя домой, наблюдают невинное творчество ребенка, создающего воздушные шарики из того, что явно не предназначено для детского творчества.

Разве идея – это не нечто возвышающее и необычайно легкое, подобное гелию, который даже такому заземленному «орудию сбережения нации» может сообщить удивительное свойство устремленности ввысь, что кричаще противоречит его здравому предназначению?

***

Итак, подведём некоторые промежуточные итоги развернутой дискуссии не о проблеме, а проблеме постановки проблемы, которая была необходима нам для того, чтобы понять и признать почему Русской Идеи еще нет.

Ее нет потому, что в общественном сознании нет:

А) ясного понимания, что в отличие от всех иных национальных общностей национальность «русский» в явном виде является законченным, совершенным примером нации наций, т.е. таким национальным, которое в силу полноты своего развития является нацией национального синтеза, что принципиально отличает ее ото всех иных тем, что русские – уже не нация, а особая над-, сверхнациональная общность;

Б) осознанного понимания того, что любая русская идея абсолютно неотделима от Идеи Справедливости; и если в русской идее нет главенствующего стержняидеи справедливости во всех ее измерениях, то нет, и не может быть никакой русской идеи; 

В) понимания того, что национальная идея русского народа относится к существованию всего исторического явления, всей его истории, это идея смысла и цели существования Русского Народа;

Г) совершенно никакого понимания, что вопросы наиболее общего уровня можно понимать, формулировать – понимая, и понимая - отвечать на них лишь в такой неформальной системе знания, в которой любая формальная система понятий настолько обща и всеобъемлюща, что становится неформальной и образует систему единого универсального знания. Иными словами, такого рода знания, которое в состоянии адекватно ответить на все, подчеркнём – на все фундаментальные вопросы, с которыми, так или иначе, связан вопрос о национальной идее такого народа, как русский народ; иначе говоря, необходимо, прежде всего, отдать себе отчет в том, что в такого рода близости к истине уже нет, и не может быть никакого плюрализма мнений», ни тем более «точек зрения».

Итак, Русской Национальной Идеи нет потому, что национальная идея русского народа не может не быть целостной исторически значимой идеей, рожденной целостным общественным сознанием, принципиально несовместимой ни с существующей «плюралистичностью», ни с «демократией мнений», ни с вопиющей поляризацией социально-экономических условий социальной жизни единого русского социума, но самое важное – его нынешним разделением на множество русских анклавов, оставленных Матерью-Россией медленно умирать в «самостийных» и «суверенных» государствах.

Очень кратко так, образно говоря, выглядят питательные слои той Русской Исторической Почвы, на которой может вырасти то, что можно назвать Русской Национальной Идеей. Но может - вовсе не значит, что непременно вырастет.

Необходимо зерно. Зернышко. Истины.



[1] Группа консультантов при Администрации Президента Российской Федерации. Рабочие материалы Сборник 1 РОССИЯ В ПОИСКАХ ИДЕИ Анализ прессы Москва, 1997 Предисловие. Идея для России. Содержание дискуссии (сентябрь 1996 - январь 1997) http://www.indem.ru/ni/index.html.

 

 

Hosted by uCoz